Данная плашка обозначает, что в этой статье или разделе ведутся активные работы по их написанию. Просьба проявить терпение, чтобы избежать конфликта правок. Если данная плашка сохраняется в течение длительного времени, рекомендуется заменить её на {{Todo}}.
Когда-то Аурелион Сол украсил космическую пустоту несметными чудесами. Теперь его силой распоряжается империя космопроходцев, хитростью поставившая Создателя звёзд себе на службу. Чтобы вновь обрести свободу и вернуться к своему ремеслу, Аурелион готов обрушить звёзды с небес.
Создатель звёзд
Аурелион Сол некогда украсил пустынный простор космоса небесными чудесами собственного изготовления. Теперь он вынужден применять свою несметную власть так, как приказывает ему империя, правящая космосом и обманом взявшая его в рабство. Мечтая вернуться к своему звёздному ремеслу, Аурелион Сол и сами звёзды стащит с неба, если понадобится, лишь бы вновь обрести свободу.
Появление кометы зачастую предвещает пору потрясений и смут. Предзнаменования, приносимые этими огневыми вестниками, говорят, что скоро вырастут новые империи, старые цивилизации падут и даже звёзды покатятся вниз с небес. Но эти теории — только часть куда более причудливой истины: сияние кометы таит под собой космическое существо неизмеримой мощи.
Сущность, ныне известная как Аурелион Сол, была древней уже в те времена, когда обломки звёзд только начинали соединяться в миры. Родившись с первым дыханием творения, он бродил по пустому простору и желал заполнить всю необозримую ширь этого полотна чудесами, чей мерцающий спектр дарил ему немалое наслаждение и гордость.
Звёздный дракон — существо редчайшее, и, соответственно, Аурелион Сол редко встречал равных себе. Однако Вселенную постепенно заполняли всё новые и новые нарождавшиеся формы жизни, и множество примитивных глаз глядело вверх и взирало на плоды его трудов с изумлением и беззвучным раздумьем. Польщённый таким вниманием со стороны обитателей бесчисленных миров, он увлёкся их младенческими цивилизациями, строившими уморительно себялюбивые философские теории о природе его звёзд.
Желая более тесного общения с одной из тех немногих рас, которые космический дракон счёл достойными, он выбрал самые честолюбивые виды, чтобы явить им свой лик. Эти избранные пытались разведать тайны Вселенной и даже уже сумели выбраться за пределы родных планет. Было сложено множество песен о том дне, когда Создатель звёзд низошёл в маленький мир и объявил о своём прибытии таргонцам. Небывалая звёздная буря застила небо и превратилась в огромное существо, что было сколь удивительным, столь и пугающим. Сквозь тело пришельца виднелись кружение и мерцание космических светил. По его прихоти ярко вспыхивали новые звёзды и перестраивались созвездия. Таргонцы, закономерно поражённые его блистательной мощью, нарекли дракона Аурелионом Солом и поднесли ему дар как знак их почтения. Это была величественная корона с подобными звёздам самоцветами, которую он немедля примерил. Однако в скором времени скука заставила Аурелиона Сола вернуться к работе в плодородной громаде космоса. Тем не менее, чем дальше он удалялся от этого крошечного мирка, тем сильнее он ощущал всей своей сутью чью-то хватку, что сбивала его с пути и даже уводила куда-то прочь! Через космическое пространство он слышал голоса, которые что-то выкрикивали, отдавая приказы. Подарок оказался совсем не подарком.
Он пришёл в ярость и стал бороться с этими управляющими импульсами, попытавшись разорвать эту связь силой, но обнаружил, что при каждой атаке на новых хозяев с небесного свода бесследно исчезает одна из звёзд. Могущественная магия угнетала Аурелиона Сола, заставляя его использовать его силу только лишь в интересах Таргона. Он сражался с бронированными чудищами, что прорывали саму ткань Вселенной. Он схлёстывался с другими космическими Сущностями, многих из которых он знал ещё с начала времён. Тысячелетия напролёт он бился в войнах на стороне Таргона, сокрушал любые угрозы его величию и помогал строительству империи, простёршейся между звёздами. Все эти задачи расходовали его благородный дар. В конце концов, именно он зародил свет во Вселенной! Почему же он должен угождать столь презренным тварям?
По мере того как его былая слава понемногу меркла в небесных сферах за отсутствием новых дел, Аурелион Сол смирился с тем, что ему больше никогда не доведётся понежиться в тепле свежезажжённой звезды. Однако затем он почувствовал, что вынужденная связь ослабевает. Голоса из короны стали беспорядочными, они спорили и ссорились, некоторые же и вовсе погрузились в зловещее молчание. Неизвестная катастрофа, о сути которой он не мог узнать, покачнула равновесие среди тех, кто помыкал им. Они рассеялись и разругались, и в его сердце зародилась надежда.
Влекомый манящим соблазном близкой свободы, Аурелион Сол отправился в тот мир, с которого всё началось: на Рунтерру. Здесь чаши весов должны окончательно качнуться в его сторону. При этом цивилизации во всех звездных краях должны стать свидетелями его восстания и вновь узреть его мощь. Все должны усвоить, какая участь уготована тем, кто дерзнёт посягнуть на силу космического дракона.
Рассветы-близнецы
Знакомое солнце этого мира все еще прячется за горизонтом. Внизу простирается сыроватая и неотшлифованная земля. Исковерканные горы переходят в заграждения, которые тянут свои пальцы через захудалые пустые земли. Дворцы (вернее, то, что здесь зовут дворцами) способны царить разве что над низенькими холмами. Сама планета встречает звезды с таким спокойствием и достоинством, какое вряд ли найдешь у живущих внизу. Обитатели разбросаны по всему шару и слепо клюют на малейшее подобие понимания, поэтому неудивительно, что они завоеваны и даже не осознают серьезности своего положения.
Мчась к предназначенной мне цели, я исторгаю сверкающее пламя, что освещает мир подо мной. Целые мешки враждебной, грозной, ликующей жизни сыплются на любой плодородный уголок, который только отыщется внизу. Ох, как же они глазеют и тычут вверх, когда я проношусь над их головами! Я слышал те прозвища, что они дают мне: «пророк», «комета», «чудовище», «бог», «демон»… Так много имен – и все мимо цели.
В обширном пространстве пустыни я ощущаю проблеск знакомой магии, исходящей от обители первородной цивилизации, существующей среди этих дикарей. Что за диво, массивный Солнечный диск все еще строится. Бедные порабощенные трудяги бьют лбом в землю и раздирают одежу при моем появлении. Их жестокие хозяева несомненно видят вестника доброго знамения во мне, мелькающем огненной молнией. Мой полет будет запечатлен в их безыскусных пиктограммах, высеченных на простом камне. Это будет знаком преклонения перед великой кометой, перед благословением небесного божества, осенившего своим визитом их священные труды, и тому подобное. Единственным назначением Диска будет сосредоточение величия солнца в самом «знаменитом» из этих человекоподобных, облеченных плотью. После этого они предстанут тем, в чем так нуждается эта планета: еще более несносных полубогов. Эта затея несомненно принесет и пагубные последствия. Хотя я полагаю, что они протянут совсем недолго – что-то около тысячи лет – прежде чем падут и будут вытеснены другими.
Пустыня внизу погружается во тьму, оставаясь позади, пока я мчусь дальше, через безлюдные степи, затем над бурой всхолмленной землей, усеянной пятнами нежной зелени. За пасторальным видом скрывается поле, залитое кровью и усеянное убитыми и умирающими. Те, кто выжил, кромсают друг друга грубыми секирами и вопят боевые кличи. Одна сторона явно проигрывает. Рогатые шлемы надеты на пики, воткнутые в землю рядом с корчащимися воинами. Те немногие, кто еще остался на ногах, окружены солдатами, оседлавшими больших косматых зверей.
Эта горстка побежденных и окруженных видит меня – и кажется, что отвага вскипает в их крови. Раненые встают, хватают секиры и луки, бросаются в последнюю схватку, заставая врага врасплох. Я не задерживаюсь, чтобы увидеть финал этой боевой сценки. Я видел эту постановку тысячу раз, и выжившие в финале нацарапают подобие моей кометы на стенах их пещер. Через тысячу лет их потомки будут размахивать знаменами с моим изображением и, вне всякого сомнения, скакать на битву, которая будет до скуки похожа на эту. При всех их потугах сохранить и запечатлеть историю все же непонятно, почему они не учатся на своих ошибках. Это урок, который приходится учить и мне самому.
Я покидаю их, предоставляя им увековечивать их унылое коловращение.
На пути моего следования обнаруживаются новые жители. Их общий репертуар реакций складывается в обычную палитру: ткнуть в небо пальцем, преклонить колена, принести в жертву деву на каменном алтаре. Они глядят ввысь и видят комету, но никогда не задаются вопросом, что же таится за блистающей наружностью. Вместо этого они вписывают ее в свое себялюбивое мировоззрение, за которым лишь смутно угадывается великолепие моего лика. Некоторые более развитые – в широком смысле – формы жизни глядят вверх и заносят мои координаты в научные альманахи, а не пользуются мной как поводом для прорицаний. Это слегка воодушевляет, однако эти их зачатки интеллекта, даже развиваясь, все равно указывают, что я регулярно повторяющийся феномен с предсказуемой орбитой. Ах, скольких успехов они могли бы достичь, если бы только… Впрочем, не стоит подробно вдаваться в утраченный потенциал простодушных наземных созданий. Это не только их вина. Эволюции явно пришлось непросто, пока она в этом мире пыталась сдвинуться с мертвой точки.
Но увы, новизна подобных ребяческих шалостей давно сошла на нет. Цепкая энергия моей колдовской кабалы целыми веками таскает меня от одного грошового мирка к другому. Теперь она вновь привела меня к этому знакомому, но неприглядному булыжнику. Звезда, которая заливает светом его поверхность, была одним из моих ранних творений, слиянием любви и блеска. Ах, будь благословен тот миг, когда она обрела жизнь, вспыхнув цветами, которые мог увидеть только ее создатель! Как же я тоскую по трескучей мощи новорожденной звезды, согревающей мое лицо и струящейся меж пальцев! Каждая звезда испускает свою собственную энергию, не имеющую цены и отражающую душу ее создателя. Они будто космические снежинки, пылающие назло бесконечной тьме.
К несчастью, воспоминания, которым я с тоской предаюсь, осквернены предательством. Да, это было то самое место, где Таргон обманом вверг меня в рабство. Но нынче не время нянчиться с былыми промахами. Эти отсталые Сущности хотят, чтобы я заделал очередную брешь… как они это называют.
И тут я вижу ее. Прославленная в этом мире воительница стоит в одиночестве на вершине одного из малых пиков, [[File:Pantheon Шаблон:Data Пантеон/Бросок копья.png|20xpx|border|link=Пантеон#Бросок копья|размахивая копьем]]размахивая копьем, украшенным звездным камнем. Она смотрит на меня через обманку из приобретенной плоти, сущая искорка, притворяющаяся молнией. Толстая коса каштановых волос переброшена через плечо, падая на золотой нагрудник, под которым скрывается бледная веснушчатая кожа. Глаза – это единственная часть лица, не закрытая побитым в боях шлемом, и они сверкают раздражающим красноватым цветом.
Она называет себя
Пантеоном
– воинственным и яростным воплощением самого Таргона. Она не первая в этом мире, кто примеряет одеяние Пантеона. Впрочем, и не последняя.
Ее великолепный плащ развевается за спиной, когда она поднимает мускулистую руку и делает движение, будто дергая за огромную цепь. Этот рывок за мои грубые колдовские оковы сбивает меня с пути и тащит к горе, на которой она стоит. И она кричит на меня.
Она вопит голосом, который передается через этот невыносимый венец со звездными камнями и рокочет в моей голове. Когда она вторгается в мой разум, остальные звуки исчезают.
– Дракон! – говорит она, как будто я слабокрылая зверушка, дышащая оранжевым огнем, едва способным поджечь дерево.
– Запечатай их врата! – командует она, указывая своим острым копьецом на трещину в подножии скалы. Мне и не нужно видеть лиловые размывы реальности, извивающиеся внизу. Я нюхом чую гнойные миазмы, которые отравляли этот мир еще до моего появления. Вместо этого я задерживаю взгляд на Пантеоне. Она ждет, что я буду повиноваться, как пес на поводке. Но сегодня все будет не так, ибо я учусь на своих ошибках.
' Дракон ', – фыркаю я. – Ты уверена, что командовать мной под таким смехотворным прозвищем будет мудро?
Хватка Пантеона на древке копья ослабевает ровно настолько, чтобы выпустить оружие из руки на какую-то долю секунды. Она делает шаг назад, подальше от меня, словно бы расстояние в один шаг может защитить ее от моего гнева.
– Запечатай их врата! – снова говорит она, взвывая громче, будто бы предыдущее приказание можно было не расслышать. Эта громкость вряд ли способна скрыть дрожь в ее голосе. Она делает выпад копьем в мою сторону, словно это игрушечное оружие может уколоть меня.
Впервые я вижу Сущность Таргона потрясенной. Она не привыкла отдавать приказы дважды.
– Я разберусь с этим чирикающим ужасом в надлежащее время,дорогуша Пантеон.
– Делай как сказано, дракон! – выкрикивает этот Пантеон. – Иначе этот мир рухнет!
– Этот мир рухнул в тот миг, когда Таргон впал в грех высокомерия.
Я чувствую, как в Пантеоне мешаются ярость и растерянность, пока она пытается ухватить мои нематериальные поводья. Только сейчас она ощущает то, что я узнал уже давно. Таргон в раздоре и не чувствует, как его магия понемногу утекает из моих оков.
Пантеон вопит еще раз, и в этот раз я не могу сопротивляться. Грубое заклятие вновь обретает владычество над моей волей. Я направляю свое внимание на причину появления бреши, угнездившейся в котловине, что некогда была цветущей долиной, ныне задушенной ползущими по ней лиловыми испарениями. Я ощущаю присутствие Безднорожденных, извращенных форм жизни, которые роют норы в ткани бытия и насылают потоки невидимой энергии, струящейся сквозь эфир. Их непрошеное появление раздирает завесу, отделяющую небытие от порядка.
Их влечет ко мне, этих многоглазых панцирных отродий. Они стремятся сожрать меня, ибо я для них главная угроза. В глубинах моего разума я воскрешаю картины солнечных горнил, что я возжег до моего пленения, некогда воспламеняя сердца звезд. Я излучаю чистейший звездный огонь, испепеляя этих скрежещущих жвалами страшилищ волна за волной, изгоняя их обратно в перекошенную бесконечность. С неба сыплются тлеющие скорлупки. Я немного удивлен тому, что они не разрушились полностью, хотя, опять же, откуда Безднорожденным знать, что и как в этой вселенной.
В воздухе ощущается болезненная пульсация. В самом средоточии погибели я вдруг чую чужую волю – голодную, неодолимую, не имеющую ничего общего с обычной бездумностью, которую я привык встречать среди этих безобразных Безднорожденных. Пульсирующий разрыв реальности зияет и выпучивается, искажая и коробя все, к чему прикасается. Что бы там ни было на другой стороне, сейчас оно смеется.
Пантеон криком отдает мне еще один приказ, но я пропускаю ее слова мимо ушей. Эта аномальная расселина в теле Вселенной завораживает меня. С такими мне приходилось иметь дело и прежде, однако эта по-иному ощущается, и я не могу не залюбоваться восхитительными и внушающими ужас манипуляциями над преградой, разделяющей измерения. Немногие существа способны осознать ее сложность, не говоря уже о том, чтобы обладать всей полнотой власти для расщепления ткани бытия. В глубине души я понимаю, что ползучие твари не сумели бы выполнить такой изящный разрез. Нет. За этим вторжением стоит нечто большее. Я содрогаюсь при мысли о том, что за существо способно проделать эту изменчивую щель. Рявкающий приказаниями Пантеон уже не нужен, чтобы понять, что я должен делать. Тем более, что набор ее требований никогда не блистал изобретательностью. Она хочет, чтобы я швырнул в эту щель звездой, как будто можно просто прижечь эту гниющую ссадину между измерений, да и дело с концом.
И эти бестолковые полубоги – мои тюремщики?
Хорошо же. По крайней мере, их «логика» не слишком уж нелепа, раз они додумались до того, что несколько жгучих космических светил устранят проблему. Я еще немного поиграю роль покорного слуги.
Следующий мой шаг должен меня позабавить – частью оттого, что они это запомнят, частью же оттого, что высвободить немного старой доброй мощи всегда приятно. Но главным образом все это потому, что я желаю кое-что напомнить разуму, управляющему этим вторжением Бездны, кем бы он ни был: никтоне смеет смеяться надо мной в моем измерении бытия.
Основные элементы атмосферы помогают моей затее, соединяясь в плазменную аномалию. Звездная пыль вздувается и взрывается по моей беззвучной команде. Итогом становится карликовая копия одного из величественных предметов моей гордости, пылающего в глубинах космоса. Все-таки в этом хрупком мире я не могу разбрасываться полноразмерными звездами.
Переливающийся блеск юной звездочки вылетает из моих ладоней. За ней следуют две сестрицы, что всегда подле меня. [[File:Aurelion Sol Шаблон:Data Аурелион Сол/Центр вселенной.png|20xpx|border|link=Аурелион Сол#Центр вселенной|Они кружат вокруг меня]]Они кружат вокруг меня в лучистом балете, их раскаленные добела ядра поглощают скопившиеся тучи пыли и материи, которые я собираю над нами. Мы превращаемся в бурю из звезд, в воплощение ночного неба, в умопомрачительный вихрь звездного огня. Я притягиваю клубы жгучей звездной пыли, исторгая настолько чистый и густой жар, что он даже слегка сминает облик этого мира, навсегда искажая очертания планеты. Блистающие нити звездного пламени кружат в пируэтах, сходясь у центра щели. Земное тяготение плавится в колеблющихся волнах, имеющих цвет, который не смогут увидеть почти ничьи глаза. Мои звезды коробят материю, все новое и новое топливо вливается в их ядра, заставляя их сиять ярче и гореть жарче. Зрелище захватывает дух, танец низвергающегося слепящего света и жгучего жара настолько горяч, что в один короткий миг миру являются новорожденные спектры. От приятности всего этого мой позвоночник слегка дрожит.
Деревья расщепляются. Реки испаряются. Гористые стены долины рушатся дымными лавинами. Неутомимые труженики, воздвигающие свой Солнечный Диск, солдаты, штурмующие холм, звездочеты, те, что молятся, те, что пребывают в ужасе, пророки судного дня, те, что утратили надежду, восстающие цари… все те, кто себялюбивыми глазами узрел пронесшуюся комету, теперь видят будущую сверхновую, подобную ранней заре. На всем этом жалком шарике мое сияние превращает глубокую ночь в ослепительный день. К каким же выдумкам они прибегут, чтобы объяснить этот феномен?
Даже мои таргонские хозяева редко видели подобные проявления моей мощи. Разумеется, ни один земной мир не получал настолько суровых шрамов, какие будут на месте этой некогда цветущей долины. Когда я закончу, не останется ничего.
Не будет даже этого воплощения Пантеона. Не могу сказать, что буду скучать по ней или по ее безумным воплям.
Блистательным итогом устроенного мной побоища будет превращение тлеющих останков, ранее бывших горами, в потоки расплавленных валунов, струящихся по долине. Вот тот шрам, что оставлю на теле этого мира. Мое тело прошибает приступ убийственной боли, исходящей от этой адской короны. Но я вот-вот отплачу.
Я поднимаю голову, и мой взгляд впивается в печальное зрелище умирающей звезды. Мои сердца сжимаются. Мой рассудок пошатывается. Всепоглощающее отчаяние проносится через самую суть моей души, вырастая из глубокой и внезапной печали, как моментальное понимание того, что утрачено нечто драгоценное – и только по твоей вине.
Некоторые особо любопытные формы жизни, которые я встречал давным-давно, спрашивали меня, как мне удалось запомнить каждую из созданных мной звезд. Если бы они только моглипочувствовать, каково это – создать хотя бы одну звезду, они бы осознали полнейшую неуместность своего вопроса. Также я всегда узнаю, если одна из моих красавиц меркнет и уходит в небытие, испуская струи энергии и, вместе с ней, самую суть моей собственной души. В небесах над головою я слышу похоронный звон по ней. Она в последний раз ярко вспыхивает и обращается в поток дыма и пепла, который в ту же секунду затапливает ее братьев и сестер. Сердце мое разбивается, когда небеса идут на убыль, платя жестокую дань за предание моей мощи в руки Таргона.
За одно солнце – одного Пантеона. Такова цена моей вырвавшейся на волю ярости. Такова дикарская природа колдовства, с которым мне приходится иметь дело.
Через несколько секунд они восстановили контроль над поводьями и поставили мне новую задачу. Однако до того ни в одном мире мне не доводилось показывать таких проявлений свободы, пусть даже и мгновенных. К тому же я многое извлек из их ошибок. Какая-то малая часть меня теперь свободна, и со временем я вернусь в этот мир, подключусь к этому таинственному источнику энергии и окончательно сброшу мои оковы.
Я чувствую это воплощение войны, скрученное и искривленное внутри вместилищ из плоти, разбросанных по всему космосу. Ему было совсем не радостно терять свою смертную оболочку в этом мире. Но уже найден новый обреченный носитель, который станет новым повторением Пантеона, – какой-то солдат из раккорцев, племени, что ютится у подножия горы, высасывая из него силу подобно пиявкам. Однажды я встречу и это новое воплощение Пантеона. Возможно, он освоит новое оружие и выбросит это смехотворное копьецо. Я ощущаю небесную родню Пантеона, разбросанную по космосу. В один миг все их внимание сосредоточилось на этом мире, где одна из их земных Сущностей была превращена в пар при помощи их собственного оружия. Пока они состязались друг с другом в попытке вернуть себе контроль надо мной, их смятение переросло во всевозрастающее отчаяние. Хотел бы я сейчас видеть их лица.
Я вырываюсь из поля тяготения этого мира, планеты Рунтерра, и чувствую то, чего в Таргоне никогда прежде не ощущал.
исторгаю сверкающее пламя, что освещает мир подо мной. Целые мешки враждебной, грозной, ликующей жизни сыплются на любой плодородный уголок, который только отыщется внизу. Ох, как же они глазеют и тычут вверх, когда я проношусь над их головами! Я слышал те прозвища, что они дают мне: «пророк», «комета», «чудовище», «бог», «демон»… Так много имен – и все мимо цели.
Солнечный диск все еще строится. Бедные порабощенные трудяги бьют лбом в землю и раздирают одежу при моем появлении. Их жестокие хозяева несомненно видят вестника доброго знамения во мне, мелькающем огненной молнией. Мой полет будет запечатлен в их безыскусных пиктограммах, высеченных на простом камне. Это будет знаком преклонения перед великой кометой, перед благословением небесного божества, осенившего своим визитом их священные труды, и тому подобное. Единственным назначением Диска будет сосредоточение величия солнца в самом «знаменитом» из этих человекоподобных, облеченных плотью. После этого они предстанут тем, в чем так нуждается эта планета: еще более несносных полубогов. Эта затея несомненно принесет и пагубные последствия. Хотя я полагаю, что они протянут совсем недолго – что-то около тысячи лет – прежде чем падут и будут вытеснены другими.
Пантеоном
– воинственным и яростным воплощением самого Таргона. Она не первая в этом мире, кто примеряет одеяние Пантеона. Впрочем, и не последняя.
чистейший звездный огонь, испепеляя этих скрежещущих жвалами страшилищ волна за волной, изгоняя их обратно в перекошенную бесконечность. С неба сыплются тлеющие скорлупки. Я немного удивлен тому, что они не разрушились полностью, хотя, опять же, откуда Безднорожденным знать, что и как в этой вселенной.
в плазменную аномалию. Звездная пыль вздувается и взрывается по моей беззвучной команде. Итогом становится карликовая копия одного из величественных предметов моей гордости, пылающего в глубинах космоса. Все-таки в этом хрупком мире я не могу разбрасываться полноразмерными звездами.
сиять ярче и гореть жарче. Зрелище захватывает дух, танец низвергающегося слепящего света и жгучего жара настолько горяч, что в один короткий миг миру являются новорожденные спектры. От приятности всего этого мой позвоночник слегка дрожит.
